Парижский писатель Николай Боков
извещает о преставлении 7 мая сего года
на 86 году жизни,
на пасхальной седьмице,
великого труженика на ниве русской культуры
Никиты Алексеевича Струве.
Друг Солженицина,
первый издатель "Архипелага Гулага",
издатель "Вестника РХД",
автор знаменитого труда о положении Церкви в СССР:
"Les chrétiens en URSS" (1963 г.),
был на протяжении многих десятилетий
"глотком свежего воздуха" в советской России,
поставщиком на брега Невы (и не токмо) добротного "тамиздата".
Когда патриарх Алексий Ридигер,
с подачи владыки Кирилла Гундяева,
в сторону русского парижского экзархата
бросил в середине 90-х клич: "Соединяйтесь!",
Никита Алесевич стал самым активным противником
сего бесславного "воссоединения" с РПЦ МП:
"Нам церковный феодализм и крепостное право в Париже не нужны!"
ВечнаЯ память рабу Божьему Никите...
Почему вонь какая-то?
Порешил Иван церковь Богу поставить. Да такую - чтоб небу жарко, чертям
тошно стало, чтоб на весь мир про Иванову церковь слава пошла.
Ну, известно: церковь ставить - не избу рубить, денег надо порядочно.
Пошел промышлять денег на церковь Божию.
А уж дело к вечеру. Засел Иван в логу под мостом. Час, другой - затопали
копыта, катит тройка по мосту: купец проезжий.
Как высвистнет Иван Змей-Горынычем - лошади на дыбы, кучер - бряк оземь,
купец в тарантасе от страху - как лист осиновый.
Успокоил кучера - к купцу приступил Иван:
- Деньги давай.
Купец - ну клясться-божиться: какие деньги?
- Да ведь на церковь, дурак: церковь хочу построить. Давай.
Купец клянется-божится: "сам построю". А-а, сам? Ну-ка?
Развел Иван костер под кустом, осенил себя крестным знамением - и стал
купцу лучинкою пятки поджаривать. Не стерпел купец, открыл деньги: в правом
сапоге - сто тыщ, да в левом еще сто.
Бухнул Иван поклон земной:
- Слава тебе, Господи! Теперича будет церковь.
И костер землей закидал. А купец охнул, ноги к животу подвел - и кончился.
Ну что поделаешь: Бога для ведь.
Закопал Иван обоих, за упокой души помянул, а сам в город: каменщиков
нанимать, столяров, богомазов, золотильщиков. И на том самом месте, где
купец с кучером закопаны, вывел Иван церковь - выше Ивана Великого. Кресты в
облаках, маковки синие с звездами, колокола малиновые, всем церквам церковь.
Кликнул Иван клич: готова церковь Божия, все пожалуйте. Собралось народу
видимо-невидимо. Сам архиерей в золотой карете приехал, а попов - сорок, а
дьяков - сорок сороков. И только это службу начали - глядь, архиерей пальцем
Ивану вот так вот:
- Отчего, - говорит, - у тебя тут дух нехороший? Поди старушкам скажи: не
у себя, мол, они на лежанке, а в церкви Божией.
Пошел Иван, старушкам сказал, вышли старушки; нет опять пахнет! Архиерей
попам пальцем мигнул: заладили все сорок попов; что такое? - не помогает.
Архиерей - дьяконам: замахали дьякона в сорок сороков кадил: еще пуще дух
нехороший, не продохнуть, и уж явственно: не старушками - мертвой
человечиной пахнет, ну просто стоять невмочь. И из церкви народ, - дьякона
тишком, а попы задом: один архиерей на орлеце посреди церкви да Иван перед
ним - ни жив, ни мертв.
Поглядел архиерей на Ивана - насквозь, до самого дна - и ни слова ни
сказал, вышел.
И остался Иван сам-один в своей церкви: все ушли, не стерпели мертвого
духа.