Последний из могикан
Сибирь меня всегда поражала своим немерянным размахом
и колоритом, тех кого во глубине своих руд
она смогла выпестовать.
"Дальше-то ведь Сибири уже не сошлют", -
в местных обывателях и
тогдашне всеобщего страху было
на порядок меньше,
и ощущение, что вовсе они уже и не русские даже,
а по национальности,
именно что сибиряки.
По личностному масштабу выделялся,
конечно же, Иван Маркелович Кузнецов,
знаменитый на всю Россию
красноярский книжник и собиратель,
и последний русский энциклопедист,
какого мне довелость честь знавать,
"За плечами у него была учительская семинария,
ещё до 17-го,
в мистичном для меня Минусинске,
потом три "отсидки",
в общей сложности больше десяти лет.
В каждую из них
этого наследника
древняго кержацкого рода,
трясли до нитки,
расхищая и конфисковывая
по крохам,
на учительскую пенсию
собранное.
Если в Питере,
для уже некого,
как мамонтовымершего поколенья,
книга значила почти всё,
в этом чёрно-белом совковом бытии,
то для Сибири,
я думаю,
всегда - книга была "альфой и омегой"
нитесвязующего
со всеми "прошлонастоящими"
основами нашего бытия"
http://kalakazo.livejournal.com/29496.html
Виктор Петрович Астафьев, в "Последнем поклоне",
именует его любовно
"бородатым книгочеем,
безвозвратно помешанным на литературе и,
кажется, знающий все книги насквозь и помнящий все,
что в них и про них написано"
http://russian-prose.myriads.ru/%C0%F1%F2%E0%F4%FC%E5%E2%2C+%C2%E8%EA%F2%EE%F0/1016/30.htm
"Я в своей жизни повстречался всего с двумя людьми,
у каких Слово было вестким и значимым,
точно бесконечно выстраданным,
кованным изделием,
лишённым всякого намёка
на словоохотливость и болтологию"
http://kalakazo.livejournal.com/29496.html
Иван Маркелович был живым свидетелем неведомой,
и какой-то совсем другой духовности,
какая бесследно исчезает
вместе с её носителем,
ни ком уже не повторясь,
и в последующих поколениях,
какая может светиться только
бледнолуным отражением...
и колоритом, тех кого во глубине своих руд
она смогла выпестовать.
"Дальше-то ведь Сибири уже не сошлют", -
в местных обывателях и
тогдашне всеобщего страху было
на порядок меньше,
и ощущение, что вовсе они уже и не русские даже,
а по национальности,
именно что сибиряки.
По личностному масштабу выделялся,
конечно же, Иван Маркелович Кузнецов,
знаменитый на всю Россию
красноярский книжник и собиратель,
и последний русский энциклопедист,
какого мне довелость честь знавать,
"За плечами у него была учительская семинария,
ещё до 17-го,
в мистичном для меня Минусинске,
потом три "отсидки",
в общей сложности больше десяти лет.
В каждую из них
этого наследника
древняго кержацкого рода,
трясли до нитки,
расхищая и конфисковывая
по крохам,
на учительскую пенсию
собранное.
Если в Питере,
для уже некого,
как мамонтовымершего поколенья,
книга значила почти всё,
в этом чёрно-белом совковом бытии,
то для Сибири,
я думаю,
всегда - книга была "альфой и омегой"
нитесвязующего
со всеми "прошлонастоящими"
основами нашего бытия"
http://kalakazo.livejournal.com/29496.html
Виктор Петрович Астафьев, в "Последнем поклоне",
именует его любовно
"бородатым книгочеем,
безвозвратно помешанным на литературе и,
кажется, знающий все книги насквозь и помнящий все,
что в них и про них написано"
http://russian-prose.myriads.ru/%C0%F1%F2%E0%F4%FC%E5%E2%2C+%C2%E8%EA%F2%EE%F0/1016/30.htm
"Я в своей жизни повстречался всего с двумя людьми,
у каких Слово было вестким и значимым,
точно бесконечно выстраданным,
кованным изделием,
лишённым всякого намёка
на словоохотливость и болтологию"
http://kalakazo.livejournal.com/29496.html
Иван Маркелович был живым свидетелем неведомой,
и какой-то совсем другой духовности,
какая бесследно исчезает
вместе с её носителем,
ни ком уже не повторясь,
и в последующих поколениях,
какая может светиться только
бледнолуным отражением...