KALAKAZO

Несколько всенощных  на Караульной горке
меня сразили не только оперным козлогласованием,
под  управлением  самого архимандрита Нифонта,
бывшего регента разогнанной Киево Печерской лавры,
но и лежанкой каталкой,
какую в храм ловко вкатывали 
трое чёрных головёшек
и подобно ковчегу Божьему
возставляли её  у правого "крылоса" 
вместе с  обезноженным  духовидцем
монасем Иовом.
Знаменитый на всю Сибирь
прозорливый старец поначалу
нечто то по младенчески губошлёпил и чмокал,
а к чтению Евангелия
уже громко похрапувал,
просыпаясь токмо к великому славословию,
какому он и начинал,
столь же нечленораздельно подвывать.
Храмовыя бабульки боязливо
в тот вой вслушивались,
а духовенство в алтаре уже рыдало
от всю всенощною
душившего их смеху.
уБОГим Иов  родился
в год пришествия революционного антихриста,
лепеча и никогда не вставая,
в чём почитавшим его народом
прозревался образ,
силы Божией
в последние дни
призванной так и явиться:
в немощи и полном расслаблении.
Кто то его почитал за Христа,
кто то за пророка.
Как и положено старцу самых последних времён
монась Иов лепеча
по будням принимал толпы даже из Иркутска
наезжавшего к нему народа,
нецерковного и
как правило
ни во что не верующего,
у себя в двухкомнатной хрущёвке
вполне успешно снимая порчу,
ставя защиту от ворожей и колдунов,
и был великим подспорьем для всей поповки,
ибо окружавшие его толмачихи,
в трудных духовных случаях,
от лица старцева
советовали  отслужить в храме
сорок водосвятных молебнов
и пятьдесят панихид.
И как не странно к пятидесятой
отстоенной рабой Божией "обедне",
и происходило её спасительное "воцерковление",
с типовой вполне верою,
что все в храме "колдуют":
и монахини и сами попы.
То что несчастным стариком манипулируют
кучка собравшихся вкруг него шарлатанок,
для духовенства было понятно,
как дважды два четыре:
сестра архимандрита Серафима Брыксина
зайдя к старцу за советом,
услышала стандартную отповедь:
"Твой сын болеет, потому что он не крещённый
и он скоро умрёт" -
"Да я сестра отца Серафима и отца Леонида,
мой сын во младенчестве крещённый" -
"Счас подождите снова переспрошу:
твой сын выздоровеет,
и когда вырастет тоже станет священником"...
Выдворили старца из города,
как мне рассказывали, уже в 83-м,
когда опекавшие его монахини
стали предсказывать от его имени
гибель безбожной империи
через "десять седьмин" после ея начала,
и приход ко власти уже самого настоящего Антихриста -
"Михаила меченнаго"

Правил тогда доброй половиной Сибири
архиепископ Гедеон Докукин,
наследник ставропольского казацкого рода,
геноцидно разказаченного до полного уничтожения
в год его самого рождения,
сын казацкой вдовы Матроны,
какая, оставшись без крова над головою,
для спасения  своего единственного дитятки
по найму месила босыми ногама глину с соломою
и десятилетиями не чуралась самой грязной и тяжёлой работы.
В соборах на великом входе,
держа дискос высоко над головой, 
вслед за патриархом Пименом
поминался правящий архипастырь Гедеон,
а следом протодиакон ревел
"и матери его Матроны"...
Примечательно было созерцать
за трёхметровым забором  Новосибирской поповки
посиживающего у беседце
восьмипудового битюка,
колыхавшегося от умилительных сопений
при ежедневенных его телефоных разговорах
с далёкими Минеральными водами:
Гедеонушка не токмо слышал
её менторски приказной голосочек,
но и видел её по телевизии:
нарочитым курьером сие чудо техники
было привезено из Японии,
выделена специальная линия правительственной связи,
дабы сановная мамочка могла
созерцать своего
сосланного в Сибирь
непутёвого сыночка:
"Ты смотри там, - говаривала она под конец часового с ним
менторски повелительного разговору, -
не забалуй там у меня!"
В Минеральных водах и Кисловодске Матрона
была главной храмовой благотворительницей.
Просившей когда-то милостыню на паперти
с ползавшим вкруг нея годовалым Сашуткой
убожной вдове
ничего не стоило на требуемый ремонт церковной крыши
взять да вытащить из базарной кошёлки
перебичёванную кипу сторублёвиков –
этак трёхгодичную зарплату главного советского инженера. 
Присланныя денежки
Матрона по почину тогдашнего духовенства
консервировала как огурцы,
туго набивая трёхлитровыя банки
купонами с Лукичём,
закатывая их крышкою
и закапывая те стекляшки,
среди грядок с помидорами.
К Гедеонушке  я впервыя приехал
по его же настойчивому приглашению  в 78-м,
навестив его на окраине Новосибирска;
дело уже было к вечеру,
и сторож из отставных военных
долго меня не хотел пускать,
пока сам деспота, заслышав наши пререкания,
не вышел сам меня вызволять,
а увидев меня,
рыдаючи повис своим стодвадцатикилограмовьем
у меня на шее:
"А я домой хочу в Россию -
Я так давно не видел маму..."
Он много что унаследовал от своего аввы Никодима Ротова:
и любовь к пышным архирейским богослужениям,
так что Божественную литургию он никогда не оканчивал
раньше половины третьего,
и мужиковатую способность
выливать на себя добрыя полсклянки французкой Шанели,
и диабетную вспыльчивость,
так что мог поданное "холодное" кадило
запустить в кого угодно,
и тяжелую отдышку,
из-за какой в храме все окна растворялись настежь,
и трогательную заботу о церковной "молодёжи".
Никодимитской "голубизны"
в нём как-то совсем не чувствовалось,
а скорее желание 
на почве его тотальной "безотцовщины"
хоть кому-то быть "отцом".
В отличие от других никодимовцев,
попадавших на епископский стол прямо из "мальчиков",
он 15 лет до своей владычней хиротонии
протрубил белым священником.
И много чего было у него унаследовано
от ещё дореволюционного поповства:
по-персиянски размах  обеденного угощения,
слезоточивая душевность
и щедрость на весомыя
по тем временам
щирыя подарунки...