Святой троечник...
Обращаясь к агиографным обертонам
кронштадтского протопопа Иоанна Сергиева,
надобно заметить, что сей святой эпохи церковного декаданса
стал лекалом для нового типа православного благочестия.
Прежде всего, святой нового времени,
ежили и понужден проходить свои университеты в бурсацком садке,
то непременно должен быть в нем самом последним:
"Сыну Сурского дьячка
по окончании академического курса,
в 25 лет отроду
надлежало возвернуться
в свой Пинего родимый край,
однако возвращаться в сей медвежачий угол
Ивану Ильичу крайне не хотелось.
Схолии "школьного богословия"
с его долбежом, зубрежом и ковырянием в носу
давались ему с велией невозмогою,
особенно догматика, кою штудировали
по убористым гросбухам Макария Булгакова.
В классном табеле об успеваемости
фамилия Ивана Сергиева
занимала всегда самую последнюю строчку.
К славе самого распоследняго "троешника"
соседилось и нежелание
примыкать к каким-либо "бурсацким шалостям".
Светской литературою и толстыми журналами,
в отличие от однокашников,
Иван Ильич тож не увлекался
и за время своего пребывания в Петербурге
не посетил ни одного феатронного зрелища.
В Академии у него не было ни друзей,
ни даже приятелей.
Зимним мороком, когда на него нападала
самая "чорная" меланхолия..."
http://kalakazo.livejournal.com/1154433.html
То, что будущий кронштадский пастырь
в стенах питерской духовной академии,
был голимым троечником -
скорее всего, положительная черта:
и тогда, и сейчас ортодоксально "высшее образование"
носит симулятивно-профанационный характир.
Будущего "паси овец пастыря" оно награждает
на всю оставшуюся жизнь
чувством кутейной неполноценности
и заражает самым отборным церковным цинизмом,
выпрастывая из своего организма, как инородное тело,
все живое и неординарное
и оставляя в своих стенах
одних токмо гуттаперчевых Буратинок...
кронштадтского протопопа Иоанна Сергиева,
надобно заметить, что сей святой эпохи церковного декаданса
стал лекалом для нового типа православного благочестия.
Прежде всего, святой нового времени,
ежили и понужден проходить свои университеты в бурсацком садке,
то непременно должен быть в нем самом последним:
"Сыну Сурского дьячка
по окончании академического курса,
в 25 лет отроду
надлежало возвернуться
в свой Пинего родимый край,
однако возвращаться в сей медвежачий угол
Ивану Ильичу крайне не хотелось.
Схолии "школьного богословия"
с его долбежом, зубрежом и ковырянием в носу
давались ему с велией невозмогою,
особенно догматика, кою штудировали
по убористым гросбухам Макария Булгакова.
В классном табеле об успеваемости
фамилия Ивана Сергиева
занимала всегда самую последнюю строчку.
К славе самого распоследняго "троешника"
соседилось и нежелание
примыкать к каким-либо "бурсацким шалостям".
Светской литературою и толстыми журналами,
в отличие от однокашников,
Иван Ильич тож не увлекался
и за время своего пребывания в Петербурге
не посетил ни одного феатронного зрелища.
В Академии у него не было ни друзей,
ни даже приятелей.
Зимним мороком, когда на него нападала
самая "чорная" меланхолия..."
http://kalakazo.livejournal.com/1154433.html
То, что будущий кронштадский пастырь
в стенах питерской духовной академии,
был голимым троечником -
скорее всего, положительная черта:
и тогда, и сейчас ортодоксально "высшее образование"
носит симулятивно-профанационный характир.
Будущего "паси овец пастыря" оно награждает
на всю оставшуюся жизнь
чувством кутейной неполноценности
и заражает самым отборным церковным цинизмом,
выпрастывая из своего организма, как инородное тело,
все живое и неординарное
и оставляя в своих стенах
одних токмо гуттаперчевых Буратинок...
