Торжественно провозглашенный Кириллом тезис - “спасаться можно без посещения храмов” - подводит жирную черту под всей “экклезиологией” и моралью советской церкви, под так называемым сергианством, которому еще немного осталось до своего векового юбилея. Ведь главный тезис апологетов сергианства звучит прямо противоположным образом: “Надо любыми средствами сохранить легальные храмы, открытое богослужение, пусть и в минимальном объеме, - чтобы сохранить для народа доступ к Чаше”. Удалив лишний пафос, уточним - “чтобы сохранить клерикальный контроль над доступом к Чаше”. Идея “спасения без храма” - это крах сергианства, а с ним вместе — и гораздо более древней клерикально-профессиональной “церковности”...
Патриарх капитулировал не добровольно. Его к этому фактически принудила светская, далекая от всякой религии власть. Да, коррумпированная и жуликоватая, но осознавшая вдруг “масштаб исторической ответственности” и свои новые, внезапные риски. Еще накануне, 27 марта, Патриарх пытался отчаянно сопротивляться, вынеся в публичную сферу свой аппаратный спор о “спасении через храмы”. Ведь на этой сергианской экклезиологии были построены все эти “программы 600-200”, все попечительские советы монастырей, многомиллиардные бюджеты, вся концепция “духовного возрождения” и мечта о комфортной и безбедной госцеркви.
Происходящие ныне в мире события имеют поистине библейский и эсхатологический масштаб. Рухнули многие стереотипы, привычки, представления о ценностях, здоровом образе жизни... Под большим вопросом прежняя глобальная экономическая модель и распределение ресурсов. Религиозные организации также столкнулись с испытаниями и “форматами”, с которыми им еще никогда не доводилось сталкиваться. В этом контексте неудивительно, что растерялся поначалу и патриарх Кирилл. Он фактически пустил ситуацию в РПЦ МП “на самотек”, на милость светской власти, и даже вымученная речь 29 марта не содержила четких инструкций для подведомственного епископата и духовенства. Такое впечатление, что Кирилл смирился со своей долей и со своим “уходом из истории”. Он не приказывает директивно закрывать храмы — и пока еще мало где на просторах РФ их реально закрывают. Он лишь умывает руки — и уходит в сторону, в тот непонятный его пастве “затвор”, в котором патриарх находился почти с самого начала российского этапа пандемии.
Своим неизбежным в нынешних условиях распоряжением патриарх увеличивает до критических размеров свою дистанцию с консервативной частью епископата и духовенства, которая сегодня фактически формирует идеологию РПЦ МП. Тот факт, что храмы будут закрываться не по призыву патриарха, а под прямым нажимом карантинных властей, расшатает “вертикальные” механизмы патриархии: теперь станет окончательно ясно для непонятливых, кто и как управляет РПЦ МП “в реале”. Самоустранение патриарха в наиболее критические для его паствы дни, которые не имеют прецедентов в церковной истории, означает добровольную сдачу этого управления внешним силам. В воздухе так и слышится: “Я устал... Я ухожу...”.
Кроме того, эта линия поведения развязывает руки всем недовольным в РПЦ МП, всяческим разновидностям внутрицерковной оппозиции, создает в обозримом будущем хорошую почву для укрепления их “горизонтальных” связей и обесценивает строившуюся Кириллом как “эффективным менеджером” “вертикаль”. А если к этому прибавить крах церковной экономики, основанной не только на доходах от Великого поста и Пасхи, но и на дискредитированной ныне храмово-клерикальной мифологии, то можно с уверенностью сказать: РПЦ МП не выйдет из этого испытания прежней. Пока опыт борьбы с коронавирусом будет еще свеж в исторической памяти, невозможно будет представить себе заклинаний типа “Патриарх спасет Россию” или “Монастыри и храмы — гаранты единства и безопасности нашего народа”.
Именно теперь, когда “профессиональные” православные готовились в комфортных для них условиях, услаждаясь необыкновенно глубокими и музыкальными произведениями Страстной седмицы, самодовольно праздновать Пасху, внезапно постигло всех нас испытание, обращенное к самым основам человеческой совести и разума. Экзистенциальное испытание. Случайно ли, что именно церковное руководство оказалось беспомощно в эту минуту экзамена? Как и две тысячи лет назад..."
отсюда