сегодня в 12:00
"ИСТОРИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ УНИКАЛЬНОГО СТИЛЯ РЕЧИ о.АРТЕМИЯ ВЛАДИМИРОВА.
"Когда француза Бюффона в XIX веке спросили, что есть стиль письменной или устной речи, он ответил: «Стиль – это человек». Как каждый из нас уникален, своеобразен, неповторим! Таким должен быть и его стиль, если он, конечно, выработан в трудах речевой деятельности либо в письменных экзерсисах.
Что касается собственного стиля, мне трудно оценить его объективно, я к себе отношусь придирчиво и критично. И соглашаюсь с теми, кто говорит иногда: «Нет, не могу слушать проповеди этого Артёмия! Сплошная манерность!..»
Но мы все, конечно, меняемся. В юности мне, может быть, недоставало теплоты или доброты, был избыток иронии. Но то, что иногда люди воспринимают как манерность стиля – в интонациях, выражениях – на самом деле, может быть, есть нечто, относящееся к творческой индивидуальности человека.
Помню, что с детских лет я любил словесно импровизировать. Иногда даже на стихотворный манер. Меня окружали люди, достойные подражания. Среди знакомых, с которыми общалась моя бабушка, были представители «бывших» сословий: Николай Николаевич Бобринский (его мама была фрейлиной при Государевом Дворе); тётка моя – прекрасная поэтесса – и поныне, в свои 70 с чем-то лет, преподаёт сценическую речь в ГИТИСе.
Мне повезло и с «пионерскими» поэтами. Двоюродным братом моей бабушки был Сергей Владимирович Михалков. А мой дедушка имеет знакомую советским школьникам фамилию – Барто.
Вы знаете, от кого она происходит? От одного из последних шотландских флибустьеров – пиратов. Мой прапрадедушка Ричард Барто – переселенец в Россию из Шотландии. Сама фамилия восходит к клану Бартоломью, связанному каким-то образом с именем апостола Варфоломея.
В ранней юности мой дедушка женился на одной юной особе, которая взяла себе его фамилию. Они вместе писали стихотворения про девочку чумазую – Танечку, которая захлёбывалась от слёз, увидев упавший в речку мячик. Но супруги не были единомысленны, и брак вскоре распался. А во втором браке дедушка венчался с моей бабушкой.
Однако вернёмся к Вашему вопросу. Помню, что в отроческие годы я, вслед за бабушкой, любившей читать, прочитал почти все романы Диккенса – и они вошли в мою душу. Особенно мне был близок Давид Копперфильд (это – герой Диккенса, а не тот кудесник, который летает под куполом цирка на бесовских крыльях).
Став учителем русского языка и литературы, я с головой погрузился в стихию устной речи. Уча, мы учимся сами. Будучи учителем в одном прекрасном учебном заведении – математическом интернате имени академика Колмогорова, ещё в советское время я от руки переписывал своим старшеклассникам письма и аскетические статьи епископа Игнатия (Брянчанинова). Книги-то приносить было нельзя. Этот процесс переписывания во многом, как я сейчас думаю, заквасил навык моей устной речи.
Сейчас мне приходится преподавать дисциплину – «Искусство речи». В Свято-Тихоновском гуманитарном университете недавно вышел довольно большой том моих скромных штудий со студентами.
И сегодня мне много приходится размышлять над свойствами русского живого слова. Привыкший слушать себя со стороны, я пытаюсь найти золотой ключик к сердцу слушателя. Иногда это удаётся."
отсюда