Почему голос священников Русской православной церкви в России не слышен спустя неделю после начала непрекращающихся ударов вооружённых сил России по Украине и почему спецоперацию подчинённых Сергею Шойгу нельзя назвать священной войной — об этом «Новый проспект» спросил известного православного публициста и мыслителя, профессора Санкт-Петербургской духовной академии, протоиерея Георгия Митрофанова.
Отец Георгий, мой первый вопрос простой: Мы уже в аду или ещё нет? Как вы воспринимаете происходящее? Лично вам страшно?
Стилистика интервью вряд ли предполагает столь эмоционально поставленный вопрос. Но уж коль скоро вы его задали именно так, я предварю свой ответ стихотворением одного из наиболее трагических русских поэтов ХХ века Николая Стефановича.
«Был зов трубы, зловещий звон металла,
Но знаменье последнего Суда
Нам ровно ничего не доказало:
По-прежнему отходят от вокзала
Согласно расписанью поезда.
Ларьки торгуют, бьют часы на башне,
Дождь моросит, а я домой бреду
В осенней мгле дорогою всегдашней,
Не ведая, что Суд свершился Страшный,
И это всё уже в аду…»
Происходящее, действительно, временами воспринимается мной как сошествие ада на землю и, конечно же, мне бывает страшно. Но все же, стараясь в этой ситуации оставаться христианином, я пытаюсь распознать в окружающем меня абсурде, ибо ад не только страшен, но и абсурден, его сокровенный смысл. И когда я не нахожу ответа на свои вопросы ни в своем сердце, ни в устах моих ближних, я дерзаю задавать свои вопросы Богу в надежде, что Он снизойдет к моим вопрошаниям.
Какой вопрос без ответа для вас сейчас главный?
— Как провидчески пел когда-то Юрий Шевчук, «что же будет с Родиной и с нами?», но со своей стороны я бы добавил «останется ли православная церковь в России церковью Христовой, противостоящей силам ада?»
СМИ, отмеченные светскими властями России клеймом «иностранный агент», опубликовали «Обращение священнослужителей Русской православной церкви с призывом к примирению и прекращению войны». «Мы, священники и диаконы Русской православной церкви, каждый от своего имени обращаемся ко всем, от кого зависит прекращение братоубийственной войны в Украине, с призывом к примирению и немедленному прекращению огня», — пишут 170 ваших собратьев. Вам близок этот текст? Вы согласны с его посылом? Почему там нет вашей подписи?
— Текст этого обращения мне не близок. Он слишком декларативен и расплывчат, лишен конкретного целеполагания и к тому же непонятно кому адресован. С его посылом в целом я согласен. Среди священников, его подписавших, есть как мои друзья, так и совершенно незнакомые мне клирики, есть как те, кого я знаю и уважаю, так и те, кого я знаю и не уважаю. Я практически никогда не подписываю коллективных писем, ибо убежден, что священник должен выступать как перед прихожанами, так и перед своими ближними прежде всего от своего имени, беря на себя тем самым ответственность за свои слова. А от имени всей Русской православной церкви перед обществом и государством в соответствии с нашим соборно принятым уставом должны выступать святейший патриарх и Священный синод.
И патриарх сказал: «Не дай Бог, чтобы нынешняя политическая ситуация в близкой нам братской Украине была направлена на то, чтобы злые силы, которые всегда боролись с единством Руси и русской церкви, одержали верх». Злые силы в данном случае это кто?
— Я не знаю, кого кроме дьявола может иметь в виду патриарх, поэтому об этих силах надо спрашивать патриарха.
Мне показалось, или иерархи РПЦ не осуждают военные удары по земле, откуда вообще-то Русь и началась?
— В своем подавляющем большинстве публично они безмолвствуют. Но я льщу себя надеждой, что в своем частном архипастырском общении с наиболее близкими своими пасомыми многие из них скорбят.
Но почему же это происходит шёпотом? Неужели есть страх сильнее страха стать «соучастником», с чьего «молчаливого согласия» происходит то, что происходит, ведь светская власть в России у нас не скрывает своей воцерковлённости, а значит у них есть те священнослужители, которым они доверяют сами?<
— Многовековая традиция церковного сервилизма и, вероятно, подспудное понимание поверхностности воцерковленности, хотя я бы сказал оцерковленности или даже прицерковленности власти.
Почему мы никак иначе не слышим голоса священников, которые разделяют финальные слова коллективного текста — «остановите войну»?
— Потому что священники, произносящие либо эти, либо прямо противоположные им по смыслу слова, обращают их прежде всего с амвонов своих храмов своим прихожанам.
Если есть и те, и другие, кто осуждает или оправдывает войну перед прихожанами, то можно сказать, что происходящее в эти дни раскалывает Русскую православную церковь в России? Чьи голоса сейчас слышнее?
— Подобный скрытый раскол между священниками и пропагандистами в рясах или «крещеными политруками», вспомним слова героя из фильма режиссера Владимира Хотиненко «Мусульманин», существует уже давно. Но слышнее всего молчание большинства духовенства на эту тему.
Вы сами как видите будущее православия на территориях братской славянской земли — Украины?
— Думаю, что происходящие события нанесут весьма ощутимый удар по авторитету Украинской православной церкви Московского патриархата, которую возглавляет блаженнейший митрополит Онуфрий.
Что делать православному человеку, который хочет остановить войну?
— Делать такому человеку нужно то, что ему позволяют его возможности: моральные, интеллектуальные, профессиональные, должностные, физические.
Что бы вы могли сказать православному человеку, который приветствует военную операцию? Я лично знаю воцерковлённых людей, которые аплодируют стоя тому, что сейчас делает светская и военная власть России с соседней страной.
— Я бы сказал такому православному человеку, что он в этот момент перестает быть христианином и что его вера в этот момент подменяется человеконенавистнической идеологией.
Православный христианин должен на это смотреть смиренно, или лучше попытаться объяснять братьям и сестрам во Христе, что ненависть порождает только ненависть?
— Не надо растворяться в стихии ненависти, воспринимая собственных недругов как врагов Божьих.
Насколько точна мысль о том, что войны порождают святых, что сами войны могут быть священными? Мы сегодня какую войну наблюдаем?
— Войны порождают мертвецов, физических и моральных калек. А люди совестливые и мыслящие, после войны, как правило, становятся антимилитаристами и стараются лишь в самых крайних случаях сопротивляться злу силой. Священные войны бывают у мусульман. Для христианства война всегда остается тяжким грехом.
Если будут утрачены святыни Киева, православие выживет?
— Главное, чтобы и в России, и на Украине после происшедшего пока ещё малого апокалипсиса осталось больше просто живых людей, тогда и христиане среди них окажутся, а значит и Церковь Христова сохранится (по меньшей мере 102 гражданских лица были убиты, в том числе семеро детей, ещё 304 гражданских были ранены на Украине после начала военной спецоперации России 24 февраля, об этом 28 февраля сообщила верховный комиссар ООН по правам человека Мишель Бачелет, интенсивность боевых действий с тех пор не снижалась. — Прим. «НП»).
Малый апокалипсис? Вы не исключаете большой апокалипсис?
— Большой Апокалипсис, конечно, неизбежен.
На ваш взгляд, кто может остановить братоубийство?
— Конечно, Господь Бог, если люди не постараются ему помешать. Ибо, как сказал один из выдающихся русских богословов ХХ века Владимир Лосский, «Бог становится бессильным перед человеческой свободой». Впрочем, если вернуться к началу нашего разговора о моем ощущении современной ситуации, я должен сказать вам, что никаких оптимистичных посюсторонних перспектив для нас я не только не вижу, но и не предчувствую. А посему завершу наше интервью так же, как и начал его — стихотворением, на этот раз одного из самых исторически чутких поэтов русского зарубежья Георгия Иванова, написанным еще в 40-е годы ХХ века:
«Теперь тебя не уничтожат,
Как тот безумный вождь мечтал.
Судьба поможет, Бог поможет,
Но — русский человек устал…
Устал страдать, устал гордиться,
Валя куда-то напролом.
Пора забвеньем насладиться,
А может быть — пора на слом…
И ничему не возродиться
Ни под серпом, ни под орлом!»
отсюда